Итак, поставим следующий вопрос: «когда начинает течь срок исковой давности по признанию сделки ничтожной, если иск предъявляет сторона, которая не является стороной данной сделки».
Сначала немного истории норм о сроках исковой давности по признанию сделок недействительными. Напомним, что нормы об исковой давности по признанию сделок недействительными сдержаться не в главе ГК РФ о сроках исковой давности, а в главе, посвященной недействительности сделок.
Ч.1 ст. 180 ГК РФ в старой редакции предусматривала следующее:
Срок исковой давности по требованию о применении последствий недействительности ничтожной сделки составляет три года. Течение срока исковой давности по указанному требованию начинается со дня, когда началось исполнение этой сделки.
Из данной редакции следовало, что она распространяется и на третье лицо, которое не участвовало в совершении сделки и, более того, могло и не знать о её заключении и исполнении. В случаях внеконкурсного оспаривания сделок, совершенных должниками, или оспаривания сделок в рамках процедур банкротства, истцы узнают о том, что сделка имеет признаки, например, мнимости, как правило, спустя продолжительное время после её исполнения. Подобный подход законодателя в части момента начала течения срока исковой давности к ничтожным сделкам противоречил общему правилу о том, что сроки исковой давности начинают течь с момента, когда лицо узнало о нарушении своего права. Очевидно, что законодатель просто забыл, что сделки могут затрагивать права третьих лиц, которые могут даже не знать о том, что они заключены и началось их исполнение.
В 2013 году ошибка была исправлена и была принята новая редакция ч.1 ст. 180 ГК РФ, в которой говорится следующее:
Срок исковой давности по требованиям о применении последствий недействительности ничтожной сделки и о признании такой сделки недействительной (пункт 3 статьи 166) составляет три года. Течение срока исковой давности по указанным требованиям начинается со дня, когда началось исполнение ничтожной сделки, а в случае предъявления иска лицом, не являющимся стороной сделки, со дня, когда это лицо узнало или должно было узнать о начале ее исполнения. При этом срок исковой давности для лица, не являющегося стороной сделки, во всяком случае не может превышать десять лет со дня начала исполнения сделки.
В деле, по которому СКЭС ВС РФ исследовал данный вопрос, иск о признании сделки ничтожной и признании требования кредитора отсутствующим в рамка процедуры банкротства заявила ФНС. В данном деле якобы исполнение мнимой сделки, которого по мнению ФНС и вовсе не было, имело место в 2011 году. Узнала же ФНС о данной сделке и о признаках её мнимости только после вступления в дело о банкротстве.
Итак, перейдем к правовой позиции, изложенной в определении, которая в общем совершенно проста. очень странно, что АС Северо-Западного округа допустил ошибку в применении норм о сроках исковой давности по признанию сделок ничтожными.
В Определении Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 14.05.2019 N 307-ЭС16-3765 по делу N А66-4283/2014 говорится следующее:
Судебная коллегия не находит оснований считать пропущенным срок исковой давности.
В соответствии с ранее действовавшим законодательством начало течения трехлетнего срока исковой давности по требованиям о применении последствий недействительности ничтожной сделки и о признании такой сделки недействительной определялось не субъективным фактором (осведомленностью заинтересованного лица о нарушении его прав), а объективными обстоятельствами, характеризующими начало исполнения сделки независимо от того, кем предъявлен иск (пункт 1 статьи 181 Гражданского кодекса в редакции, действовавшей до вступления в силу Федерального закона от 07.05.2013 N 100-ФЗ «О внесении изменений в подразделы 4 и 5 раздела I части первой и статью 1153 части третьей Гражданского кодекса Российской Федерации» (далее — Закон N 100-ФЗ)).
Впоследствии положения гражданского законодательства о сроках исковой давности и правилах их исчисления были изменены Законом N 100-ФЗ. Согласно действующей в настоящее время редакции пункта 1 статьи 181 Гражданского кодекса при предъявлении иска лицом, не являющимся стороной сделки, течение срока исковой давности по указанным требованиям начинается со дня, когда это лицо узнало или должно было узнать о начале ее исполнения.
Новые правила о сроках давности применяются, в частности, к требованиям, сроки предъявления которых были предусмотрены ранее действовавшим законодательством и не истекли до 01.09.2013 (пункт 9 статьи 3 Закона N 100-ФЗ).
В рассматриваемом случае формальное исполнение договора купли-продажи 75-процентного пакета акций началось в октябре 2011 года. Трехлетний срок исковой давности, предусмотренный ранее действовавшим законодательством, к сентябрю 2013 года не истек, поэтому к заявлению ФНС России подлежат применению правила об исчислении срока исковой давности, установленные пунктом 1 статьи 181 Гражданского кодекса в редакции Закона N 100-ФЗ.
Так как право на предъявление третьим лицом (кредитором) иска о признании сделки ничтожной в данном случае связано не с самим фактом заключения договора купли-продажи и его исполнением как обычной сделки, отражающей подлинную волю участников, а с наступлением последствий от искусственно созданной сторонами видимости исполнения и имеет своей целью устранение этих последствий, то по смыслу действующей редакции пункта 1 статьи 181 Гражданского кодекса начало течения срока давности определяется моментом, с которого третье лицо должно было узнать о формальном характере начала исполнения мнимого договора.
Применительно к обстоятельствам настоящего дела, мнимый характер начала исполнения договора купли-продажи мог быть обнаружен независимым участником оборота только после возврата 75-процентного пакета акций, то есть после совершения действий, которые могли породить у него разумные сомнения по поводу того, что в действительности никакого исполнения не было.
Фактический возврат акций состоялся после принятия Арбитражным судом Тверской области решения по делу N А66-12280/2012 (после 20.03.2013). О возврате акций Федеральная налоговая служба могла узнать после возникновения у нее права на ознакомление с поданным в рамках настоящего дела о банкротстве заявлением общества о признании Осташковского завода несостоятельным (после 12.11.2014 (определение Четырнадцатого арбитражного апелляционного суда от 06.07.2015 по делу N А66-12280/2012)). Заявление о признании договора купли-продажи ничтожным подано в суд 28.09.2017, то есть в пределах трехлетнего срока исковой давности.
1. Мнимая сделка, то есть сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия, ничтожна.
2. Притворная сделка, то есть сделка, которая совершена с целью прикрыть другую сделку, в том числе сделку на иных условиях, ничтожна. К сделке, которую стороны действительно имели в виду, с учетом существа и содержания сделки применяются относящиеся к ней правила.
Комментарий к Ст. 170 ГК РФ
1. Мнимая сделка характеризуется тем, что ее стороны (или сторона) не преследуют целей создания соответствующих сделке правовых последствий, т.е. совершают ее лишь для вида. В этом проявляется ее дефект — отсутствие направленности сделки на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей.
Пожалуй, наиболее распространена на практике мнимая сделка об отчуждении имущества лицом, являющимся должником по исполнительному производству. Якобы совершая отчуждение имущества, должник продолжает им владеть и пользоваться, в то время как формально перестает быть собственником имущества, на которое могло быть обращено взыскание.
К сожалению, нередко используется в качестве мнимой сделки договор доверительного управления имуществом. В силу п. 2 ст. 1018 ГК РФ обращение взыскания по долгам учредителя управления на имущество, переданное им в доверительное управление, не допускается, за исключением случая несостоятельности (банкротства) этого лица. С целью создания иммунитета от обращения взыскания на имущество организация-должник заключает с организацией-управляющим договор доверительного управления, оформляет передаточный акт, не преследуя на самом деле такой цели, как обращение к услугам доверительного управляющего.
Существуют и другие примеры мнимых сделок. Между заказчиком и подрядчиком заключен договор строительного подряда на выполнение работ по ремонту кровли здания. Во исполнение условий договора истец перечислил ответчику авансовый платеж. Узнав, что предусмотренные договором работы выполнены не были, а также считая названный договор ничтожным, заказчик обратился в суд с иском о взыскании неосновательно полученных денежных средств в размере авансового платежа, перечисленного по недействительному договору.
При рассмотрении спора суды установили, что предусмотренные договором работы ответчиком выполнены не были. Более того, эти работы не могли выполняться ответчиком, так как он не занимается таким видом предпринимательской деятельности. Суды пришли к выводу, что договор заключался без намерения создать соответствующие ему правовые последствия, в связи с чем обоснованно признали его недействительным (п. 1 ст. 170 ГК). При указанных обстоятельствах перечисленные истцом ответчику денежные средства являются неосновательным обогащением последнего .
———————————
Определение ВАС РФ от 21 июля 2008 г. N 8791/08 по делу N А73-9137/2007-73.
Комментируемая статья не устанавливает специальных последствий недействительности мнимой сделки. Подлежит применению общее правило п. 2 ст. 167 ГК РФ.
2. В случае заключения притворной сделки действительная воля стороны не соответствует ее волеизъявлению. Поэтому последствием недействительности притворной сделки является применение правил о сделке, которую стороны имели в виду, т.е. применение действительной воли сторон. Как пишет Ф.С. Хейфец, «стороны прибегают к притворным сделкам нередко для того, чтобы получить правовой эффект, который достигали бы и прикрытой сделкой, если бы ее можно было совершить открыто» . Поэтому неверно было бы заявлять требование о реституции со ссылкой на п. 2 ст. 170 ГК РФ.
———————————
Хейфец Ф.С. Указ. соч. С. 86.
В одном из случаев был установлен притворный характер договора дарения акций, заключенного участником общества с третьим лицом, фактически акции были отчуждены на возмездной основе. В данной связи Высший Арбитражный Суд РФ отметил, что следствием этого является не недействительность договора купли-продажи ценных бумаг, а возникновение у лица, чье преимущественное право на приобретение акций нарушено, права требовать в судебном порядке перевода на него прав и обязанностей покупателя, поскольку к притворной сделке с учетом ее существа применяются правила, регулирующие соответствующий договор .
———————————
Определение ВАС РФ от 6 июня 2007 г. N 6239/07 по делу N А32-41630/2005-15/901.
3. Притворные сделки распространены в практике так же, как и мнимые. И те, и другие зачастую преследуют цели обхода каких-либо препятствий или неблагоприятных для сторон (одной из сторон) последствий применения закона. Так, А.П. Сергеев полагает, что «чаще всего притворные сделки совершаются с противоправными целями, то есть для того, чтобы обойти установленные законом запреты и ограничения, ущемить права и охраняемые законом интересы других лиц, получить необоснованные преимущества и т.п.» . По этой причине, как уже отмечалось, довольно сложно отграничить притворные сделки от сделок, совершенных с целью, противной основам правопорядка или нравственности.
Гражданка М. заключила с ЗАО договор о предоставлении поручительства, по которому ЗАО обязалось выступить ее поручителем по кредитному договору с банком, а она обязалась передать в собственность принадлежащую ей квартиру с целью ее реализации в случае невыполнения условий кредитного договора. Для обеспечения поручительства в тот же день был оформлен договор купли-продажи квартиры.
Позже между М. и банком был заключен кредитный договор, по условиям которого исполнение обязательств заемщика обеспечивается поручительством ЗАО. В этот же день банк и ЗАО заключили договор поручительства, по которому поручитель принял на себя обязательства отвечать за исполнение М. условий кредитного договора в полном объеме.
В связи с тем что квартира за долги ЗАО была продана с торгов третьему лицу, гражданка М. заявила иск, указав, что сделка является притворной, так как она имела намерение заключить не договор купли-продажи, а договор залога в целях обеспечения возврата предоставленного ей банком кредита, деньги за квартиру не получала, квартиру ответчику не передавала, проживает в ней с несовершеннолетней дочерью.
М. обязательства по кредитному договору выполнила полностью и вновь заключила кредитный договор с тем же банком. Однако повторно договор о предоставлении поручительства между истицей и ЗАО не заключался.
При этом судом было установлено, что указанная в договоре купли-продажи цена договора в оплату за квартиру истице не передавалась, истица продолжала проживать в указанной квартире, неся бремя ее содержания и все расходы за коммунальные услуги. Суд учел и факт возбуждения уголовного дела в отношении генерального директора ЗАО по заявлениям граждан о совершении указанным лицом в отношении их мошенничества, выразившегося в завладении их жилыми помещениями при аналогичных обстоятельствах. По данному делу истица также признана потерпевшей.
По мнению Верховного Суда РФ все установленные судом обстоятельства свидетельствовали о притворности сделки, которая в силу п. 2 ст. 170 ГК РФ должна была быть признана судом ничтожной . Следует, однако, заметить, что далее Верховный Суд не указал на необходимость применения правил о той сделке, которую стороны имели в виду.
———————————
Определение ВС РФ от 18 декабря 2007 г. N 5-В07-166.
4. Встречаются также притворные сделки, в которых действительные отношения между одними субъектами прикрываются отношениями других субъектов. Так, например, физическое лицо фактически приобретает недвижимость, вступая в преддоговорные отношения с продавцом от своего имени и производя оплату приобретения за счет своих средств. Однако в момент совершения сделки текст договора купли-продажи со стороны покупателя подписывает другое лицо (близкий родственник), которое в дальнейшем регистрируется в ЕГРП в качестве собственника недвижимости. Между тем лицо, подписавшее договор, не вступает в дальнейшем во владение недвижимостью. Его участие в совершении сделки могло быть вызвано различными причинами, например такими, как необходимость предотвратить обращение взыскания на приобретаемое имущество по долгам истинного покупателя или нежелание такого покупателя включать приобретаемую недвижимость в состав общей совместной собственности супругов (ст. 34 СК), о чем известно и продавцу. В такого рода случаях при доказанности обстоятельств совершения сделки могут быть найдены основания считать подписанный договор купли-продажи сделкой, прикрывающей договор купли-продажи, заключенный с другим покупателем.
5. Для установления истинной воли сторон в притворной сделке, т.е. для определения той сделки, которая была прикрыта, имеет значение выяснение фактических отношений между сторонами, а также намерений каждой стороны.
ЗАО (заимодавец) и ООО (заемщик) заключили два беспроцентных договора займа, срок возврата заемных средств по которым сторонами не был определен. Заимодавец обратился в суд с иском о признании заключения договоров простого товарищества (договоров о совместной деятельности), ссылаясь на притворный характер договоров займа.
Рассматривая возможность применения ст. 170 ГК РФ, Высший Арбитражный Суд РФ указал, что намерения одного участника на совершение притворной сделки недостаточно: «Стороны должны преследовать общую цель и достичь соглашения по всем существенным условиям той сделки, которую прикрывает юридически оформленная сделка». Кроме того, отношения, фактически сложившиеся между истцом и ответчиком, не содержали признаков договора простого товарищества, предусмотренных положениями гл. 55 ГК РФ. Реальные обстоятельства заключения и исполнения договоров займа, их содержание свидетельствовали о волеизъявлении сторон на заключение именно сделок по предоставлению денежных средств в виде займа; цели объединения совместных усилий и вкладов для достижения материального результата, ставшего общей долевой собственностью, сторонами не предусматривались, и обратного не было доказано .
Верховный суд РФ опубликовал утвержденный президиумом 179-страничный обзор своей судебной практики – второй за этот год.
В разделе, касающемся практики коллегии по экономспорам, рассматривается разрешение дел, связанных с недействительностью сделок. ВС отмечает, что крупная сделка хозяйственного общества, совершенная на основании подложных документов без согласия единственного участника, не может быть признана ничтожной на основании ст. 169 ГК как совершенная с целью, противной основам правопорядка и нравственности.
Между банком (кредитором) и предпринимателем (заемщиком) был заключен договор об открытии кредитной линии. Чтобы обеспечить исполнение обязательств по соглашению, кредитная организация (залогодержатель) и общество (залогодатель) заключили договор ипотеки недвижимого имущества. Вступившим в законную силу судебным актом по другому делу удовлетворены требования банка о взыскании задолженности с предпринимателя по кредитному договору и обращении взыскания на заложенное имущество, принадлежащее обществу. В удовлетворении встречного иска общества и его участника к банку о признании недействительным договора ипотеки как крупной сделки, совершенной без согласия единственного участника, отказано. Приговором суда директор общества признан виновным по ч. 2 ст. 201 УК (злоупотребление полномочиями).
Ссылаясь на то, что приговором суда установлены обстоятельства представления директором общества в банк заведомо подложного решения об одобрении договора ипотеки с поддельной подписью единственного участника общества, последний обратился в суд с иском о признании этих договоров ничтожными сделками, совершенными с целью, заведомо противной основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК).
Суд первой инстанции исковые требования удовлетворил, решение было поддержали и вышестоящие инстанции, исходя из того, что преступными действиями директора обществу и его единственному участнику причинен имущественный вред, а это противоречит нормам морали и обычаям делового оборота. Данные действия единоличного исполнительного органа, по мнению судов, не могут быть оценены как формирующие волю общества на передачу недвижимого имущества в залог банку. При этом были отклонен довод банка о его добросовестности и неосведомленности о факте подложности решений единственного участника. Суды отметили, что с учетом совершения сделок с целью, противной основам правопорядка и нравственности, оснований для признания интересов банка более приоритетными по сравнению с интересами истца не имеется.
Судебная коллегия ВС отменила все судебные акты и отказала в удовлетворении исковых требований по следующим основаниям. В рамках другого дела по иску банка о взыскании кредитной задолженности и обращении взыскания на заложенное имущество обществом и участником был предъявлен встречный иск о признании недействительными договоров ипотеки как крупных сделок, совершенных без одобрения (ст. 46 Федерального закона от 8 февраля 1998 г. № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»). По итогам рассмотрения встречного иска в его удовлетворении было отказано.
Обращаясь в суд с иском по рассматриваемому делу, участник общества, по сути, ссылается на те же самые обстоятельства, что и в рамках первого дела – отсутствие одобрения договоров ипотеки. Его позиция дополнена лишь ссылкой на приговор как доказательство подложности решений единственного участника. Предъявляя настоящий иск, участник должен был доказать наличие у сторон (либо у одной из сторон) договоров ипотеки при их заключении цели, заведомо противной основам правопорядка или нравственности, то есть не просто цели на заключение сделки, не соответствующей требованиям закона или иных правовых актов, а нарушающей основополагающие начала российского правопорядка, принципы общественной , политической и экономической организации общества, его нравственные устои (п. 85 постановления Пленума ВС от 23 июня 2015 года № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса РФ»).
По мнению участника, о такой цели свидетельствуют преступные действия директора общества по подделке решений единственного участника. В то же время, поскольку в предмет доказывания по настоящему делу входили обстоятельства, указывающие на ничтожность договоров ипотеки, а не решений об их одобрении, участник должен был доказать, что заключением соответствующих соглашений общество и/или банк преследовали соответствующие асоциальные цели. Само по себе обременение имущества ипотекой (даже направленное на обеспечение исполнения обязательств третьих лиц в отсутствие для залогодателя экономической целесообразности) не свидетельствует о наличии у одной из сторон сделки цели, заведомо противной основам правопорядка или нравственности.
Напротив, договор ипотеки является одной из наиболее распространенных договорных конструкций, регулярно применяемых участниками гражданского оборота, так как залог во многом направлен на развитие кредитных отношений, которые являются одной из необходимых предпосылок экономического роста. Следовательно, заключение залоговых соглашений указывает на наличие у сторон целей, соответствующих как основам правопорядка, так и экономической политике государства. Кроме того, нарушение прав конкретного лица хоть и является противозаконным, вместе с тем еще не свидетельствует о наличии у правонарушителя асоциальной цели по смыслу ст. 169 ГК, равно как не свидетельствует о наличии такой цели само по себе нарушение конкретной нормы права.
При рассмотрении настоящего дела суды фактически противопоставили интересы собственника, передавшего свое имущество в залог, интересам добросовестного кредитора, надлежащим образом исполнившего обязанность по проверке полномочий органа управления контрагента на подписание договоров ипотеки, отдав приоритет первому из них. При этом суды не приняли во внимание, что российский правопорядок базируется также на необходимости защиты прав добросовестных лиц и поддержании стабильности гражданского оборота, что в числе прочего подразумевает направленность правового регулирования и правоприменительной практики на сохранение юридической силы заключенных сделок. Поэтому приоритет в рассматриваемом случае необходимо было отдать банку как лицу добросовестному, положившемуся на представленный генеральным директором, сведения о котором имелись в ЕГРЮЛ, комплект документов.
Ссылка истца на то, что банк, проявляя требующуюся от него по условиям оборота заботливость и осмотрительность, должен был проверить подлинность подписей на решениях об одобрении крупных сделок, обратившись к участнику лично, отклонена судом. Истец является единственным участником общества – следовательно, состав органов управления формируется им не в результате достижения компромисса с интересами иных держателей прав участия, а посредством единоличного принятия решения.
«Таким образом, для любого разумного участника оборота очевидно, что лицо, назначаемое на должность генерального директора, пользуется личным доверием единственного участника, – заключает ВС. – Из этого следует, что действия в ущерб интересам банка, направленные на аннулирование выданного таким директором залога, свидетельствуют о попытке истца переложить негативные последствия осуществленного им неправильного выбора менеджера на третье лицо, что не согласуется с принципом добросовестности (ст. 1 и 10 ГК)» (определение № 308-ЭС15-18008).
Всем неравнодушным к банкротному праву, а особо, к главе III.2 ЗоБ, предлагаю обсудить достаточно нестандартный кейс по оспариванию сделки с предпочтением.
Обстоятельства дела таковы.
За 5 месяцев до возбуждения дела о банкротстве должник заключает договор с контрагентом, по условиям которого должник обязуется передать контрагенту акции номинальной стоимостью 150 млн. руб., а контрагент обязуется оплатить должнику за акции 250 млн. руб. Рыночная стоимость акций – 106 млн. руб.
В момент совершения сделки должник обладает признаками недостаточности, контрагент – аффилированное с должником лицо.
На следующий же день контрагент перечисляет должнику 250 млн. руб. (далее – аванс).
Стороны по соглашению сторон расторгают договор купли-продажи акций через 7 дней после его заключения. В этот же день во исполнение соглашения о расторжении Должник возвращает Контрагенту Аванс. Акции контрагенту не передавались, соответственно, остались в конкурсной массе должника.
Наверняка, многие уже поняли какая была цель сделки: бросить пыль в глаза регулятора (должник – финансовая организация!) и выиграть небольшое количество времени для спасения золота из тонущего корабля.
Стороны формально исполнили договор, руководство должника отчиталось в ЦБ: показали договор, показали получение аванса; контрольный орган им в ответ: какие же вы молодцы — существенно улучшили структуру активов. После направления отчета в ЦБ стороны расторгли этот выгодный контракт, Должник вернул Аванс Контрагенту.
Таким образом, мнимость договора купли-продажи акций очевидна (п. 1 ст. 170 ГК РФ).
И вот теперь кредиторы хотят оспорить платеж по возврату аванса как сделку, в результате которой контрагент получил преимущественное удовлетворение.
Итак, вопросы на обсуждение: как квалифицировать платеж должника по возврату аванса, если договор и соглашение о его расторжении являются мнимыми сделками? Точнее даже так: как квалифицировать обязательство Должника перед Контрагентом, во исполнение которого был возвращен Аванс, при мнимости договора и соглашения о расторжении? Подлежит ли оспариванию в такой ситуации платеж по возврату аванса?
Предлагаемые варианты.
А) Возврат аванса = гашение обязательства из неосновательного обогащения.
Последствием мнимости договора является отсутствие (не возникновение) каких-либо прав и обязанностей между должником и его контрагентом. В отсутствии правовых оснований перечисление Контрагентом Аванса привело к неосновательному обогащению Должника, следовательно, у Контрагента в этот момент возникло к Должнику требование о возврате неосновательного обогащения, которое впоследствии погашено оспариваемой сделкой.
Таким образом, мнимость договора купли-продажи акций и соглашения о его расторжении позволяет квалифицировать платеж по возврату аванса как гашение требования из неосновательного обогащения (ст. 1102 ГК РФ).
Если бы должник не вернул аванс, то контрагент вынужден был бы включиться в реестр требований кредиторов должника на основании ст. 1102 ГК РФ, как требование о возврате неосновательного обогащения. Однако получив от должника 250 млн. руб., Контрагент оказался в более предпочтительном положении нежели чем получил бы пропорциональное удовлетворение будучи в реестре требований кредиторов.
Из позиции о том, что гашение должником обязательства из неосновательного обогащения влечет преимущественное удовлетворение кредитора исходит судебная практика.
Б) Возврат аванса = гашение реституционного требования.
В этом случае исходим из такого предполагаемого сценария развития событий: при ничтожности договора купли-продажи акций в силу его мнимости, контрагент требует возврата перечисленного аванса, в качестве реституционного требования. Согласно абзацу 7 пункта 1 статьи 126 Закона о банкротстве с даты принятия судом решения о признании должника банкротом все требования кредиторов по денежным обязательствам, в том числе обязательства из денежной реституции рассматриваются в рамках дела о банкротстве и подлежат включению в реестр требований кредитов.
Поэтому гашение реституционного требования также влечет преимущественное удовлетворение такого требования. Но с другой стороны, можем ли рассматривать обязательства как реституционные, если не было судебного акта, которым была применены реституция?
Буду благодарен, если при обсуждении поделитесь судебной практикой, где гашение реституционных требований в последствии оспаривали по ст. 61.3 Закона о банкротстве.
В) Возврат аванса = возврат компенсационного финансирования.
Согласно утвержденному Президиумом Верховного Суда РФ 29.01.2020 Обзору судебной практики разрешения споров, связанных с установлением в процедурах банкротства требований контролирующих должника и аффилированных с ним лиц (далее – Обзор) разъяснены основания квалификации финансирования как компенсационного для целей определения наличия оснований для понижения очередности удовлетворения требований.
Согласно п. 3 Обзора, требование контролирующего должника лица подлежит удовлетворению после удовлетворения требований других кредиторов, если оно основано на договоре, исполнение по которому предоставлено должнику в ситуации имущественного кризиса.
При этом под имущественным кризисом понимается наступление обстоятельств, указанных в п. 1 ст. 9 Закона о банкротстве (недостаточность или неплатежеспособность) (абз. 7 п. 3.1 Обзора). Эти признаки в этот момент были.
В судебной практике также наблюдается подход, когда суды квалифицировали возврат компенсационного финансирования в качестве преференциальной сделки.
Таким образом, возврат аванса можно квалифицировать как сделку с предпочтением, которая направлена на гашение компенсационного финансирования.
Возможны какие-то иные варианты квалификации, предлагайте также на обсуждение.
